Как мы «юродивого» похоронили

Очень люблю я приходскую жизнь. Такую ‒ настоящую, во всей ее полноте. Со службами, радостями, скорбями. Даже с нашим православным сарафанным радио, сплетнями и разными нелепыми казусами. А куда же без них? И здорово, что это все имеется. Хоть какой-то повод улыбнуться есть. Главное только инфаркт не получить и дожить до улыбки. А то такое иногда случается…

***

Вот, например, такое.

С давних времен был у нас один прихожанин. Колоритный такой дядечка, необычный. В летах, но живчик, каких мало. Кто он и откуда ‒ никто доподлинно не знал. Но витали в приходском воздухе слухи, что бездомный он ‒ живет где-то на вокзале. Хотя по нему это и не скажешь.

Всегда на службы приходил он в цивильном брючном костюме. Что еще слухов о нем добавляло. Мол ‒ блаженный, юродивый и чуть ли не святой. При жизни такой тяжкой единственный костюм, с благополучных времен оставшийся, бережет.

Что за времена эти благополучные были, тоже никто не знал, но так решили между собой: «благополучные». И еще решили, что бережет он его не понтов ради, а токмо из сугубого благочестия. Приходит в нем в Дом Божий, как на брачный пир. Евангельский персонаж, в общем.

Дядечка этот никогда ни с кем не общался, только улыбался каждому встречному. Что тоже в наших глазах свидетельствовало о его особой святости.

А около года назад человек этот куда-то исчез. Был, был да сплыл… Поспрашивали мы друг друга, поудивлялись, а потом одна наша прихожанка поделилась новостью: «Да помер он. На вокзале же обитал, без крыши над головой. Замерз и помер. Сказали…».

Перекрестились мы, поохали: «Вот ведь жизнь какая…». Костюм «брачный» вспомнили. Улыбку его. Кто-то всплакнул. Ну и записали его в помянники себе ‒ о упокоении раба Божиего. И я тоже.

***

Год я честно о преставленном молилась. Блаженном, юродивом и практически святом. Не каждый день, конечно. Мне и о себе-то иногда лень каждый день молиться. За здравие ‒ в смысле. Но время от времени мужичка вспоминала. И в записках заупокойных имя его писала.

Оборачивается человек. Гляжу ‒ «покойничек», за которого я молюсь. И который год уже в небесных обителях обитать должен

А на днях отправилась я на службу ‒ на раннюю литургию. Так-то я на позднюю хожу, но решила спокойно причаститься без детей. А на десятичасовую с ними уже вернуться.

Поисповедовалась, поплакала о грехах и чистая, как младенец, начала протискиваться вперед ‒ ближе к алтарю. И уперлась в спину. А спина одета в знакомый костюм ‒ тот самый, «брачный». Оборачивается человек, гляжу ‒ «покойничек», за которого я молюсь. И который год уже в небесных обителях обитать должен.

Вид у меня, наверное, был не банальный, потому что «юродивый» удивленно спросил: «А что с лицом?». Это первое, что он мне за все вообще время сказал. Так, наверное, впечатлила его моя мина. И расплылся в своей улыбке.

Объяснять не стала ‒ на всякий случай. Ну как скажешь живому человеку, что мы вообще-то думали, что он ‒ того… Сего… И год как оплакиваем его молитвенно. Сослалась на головную боль. Но у меня в голову на самом деле стрельнуло. Тут и ласты склеить не мудрено. Покойничек, собственной персоной. Воскрес ‒ не иначе. Это как мне потом в соцсетях написали, когда я случай этот рассказала: «Многое может молитва праведника».

После причастия начала искать тех, кто «похоронил» мужика раньше времени. Но они только руками развели: «Ну сказали же… И холодно же зимами нашими. Должен был замерзнуть… Но не замерз, видать». А сами бледные, как будто призрак увидели. Тоже впечатлились.

В общем, приход ‒ та же деревня… Доверяй, но проверяй. В конце к священнику подошла: «Так и так… Грешна. О живом за упокой молилась! Но я ж не знала… Говорили». Батюшка вздохнул, перекрестил меня и велел Божией Матери акафист читать перед иконой Ее «Прибавление ума»…

***

А вот еще. Тоже православный «Стивен Кинг». Но тут уже священник опростоволосился. Не все же нам, тетушкам, в разные ситуации попадать.

Есть у меня знакомый сельский батюшка. Отец N. Хороший очень, добрый. Бога, людей любит. И они его. Не только люди, но и Господь, я уверена.

Рассказал он мне как-то историю про прихожанку свою, бабушку Фросю. Лет ей на тот момент было уже за восемьдесят.

Позвонили однажды отцу N бабкины родственники:

‒ Помирает Ефросиньюшка, вас зовет! Приезжайте побыстрее, а то не успеете.

Поехал… Исповедовал, причастил, все как положено. Слова ободряющие да духовные сказал. А она только улыбалась в ответ неземной уже улыбкой. Слабенькая уже была, вот-вот Богу душу отдаст.

Тут же и врач пришел:

‒ Ну что? ‒ говорит. ‒ Все! Отжила свое пациентка. День, ну ‒ два протянет. Максимум ‒ неделю. Если очень повезет. Но не уверен.

Покинул тот дом батюшка весь в слезах. Очень любил он бабушку Ефросинью. Хорошая была, добрая, верующая. Но и радовался, что причастить успел. Достойно человека проводил.

‒ Прихожанчикам своим сказал, чтобы зашли проститься. Потому что отпевать ее и хоронить родные решили в другом месте. Где муж ее покоится. Чтобы вместе лежали, дружно. Как и жили.

Кто мог, зашел, поплакал, поцеловал на прощанье. Позже батюшка родным ее позвонил:

‒ Ну что?

‒ Ну все…

И тут у него то ли связь пропала. В тех сельских местах она вообще не очень. То ли отвлек его кто… Давно было, он не помнит уже…

‒ Почила, видать, Фросьюшка наша, ‒ объявил в храме тем, кто ее знал. ‒ Наверное, увезли уже…

Неделя проходит, вторая. В конце третьей, глядь, ‒ «умершая» в храм пожаловала. И давай как ни в чем не бывало всем кланяться, к иконам прикладываться и на подсвечниках марафет наводить.

Кто за сердце схватился, кто за голову. Батюшка ‒ за крест наперсный. Последнее прибежище христианина и орудие непобедимое против нечистой силы и привидений разных.

***

Направил священник свои стопы к бабушке Фросе, по пути думая, как бы потактичней спросить, как так получилось, что она не… не в Царствии Небесном

Но из всех сраженных «воскресением» бабки Ефросиньи отец N первый в себя и пришел. Ну и направил свои стопы к ней, по пути думая, как бы потактичней спросить, как так получилось, что она не… не в Царствии Небесном, одесную Христа.

А она уже сама к нему спешит, клюкой перебирает:

‒ Отченька, отченька, вот вы меня тогда причастили, я и поправляться стала. Совсем как новенькая теперь… Даже лучше, чем прежде.

‒ Так родные же сказали: «Все!»

И замолчал, испугавшись собственной бестактности.

‒ Ну да, все, ‒ улыбнулась старушка. ‒ Выздоровела, значит. Вы не смущайтесь… Я и врача до полусмерти напугала. Он, сердечный, меня на улице увидал ‒ аж за сердце схватился: «Как это так?! Вы же по всем законам медицины на том свете уже должны быть!»

В общем, вот так батюшка тот всех на приходе в заблуждение ввел. Даже владыке потом каялся. Тот только повздыхал да головой покачал. И велел быть внимательнее. Меньше болтать да больше молиться. Но ругать сильно не стал. Старенький уже был и не такое на своем веку повидал. Его удивить сложно…