Разумеется, мне не в первый раз приходилось нарушать правила, за что меня регулярно мучила совесть, но в данном случае я стала нарушителем совершенно осознанно, не колеблясь ни секунды! Посещать ребенка дважды в сутки и не иметь возможности потом, в течении дня, взглянуть на него, хоть и на фото, – слишком жестоко.
Благодаря этому самоуправству у нас сохранились первые кадры Анечкиной жизни. Она была синюшная, отечная, слабая, с проступающими сквозь кожу сосудами. Но я уже видела подобное и у генетически здоровых детей. «Это не навсегда», – сказала я себе. Мы все исправим, отеки спадут, кожа побелеет. А что касается генетики – человек выше диагноза! Позже именно эти слова – «Мы лечим не диагноз, а ребенка» – я услышала в столичном реабилитационном центре Ольги Азовой «Логомед Прогноз»…
Стоит ли говорить, что такой посыл невероятно ободряет! Думаю, эти мысли – от Господа, и единственное, что помогает ими проникнуться, – вера. Если смалодушничаем – тут же получим тонну страха, вагоны тревоги и бегущую строку в голове, в красках повествующую о грядущих ужасах.
Вера – это осознанный выбор. С возрастом и жизненным опытом все больше понимаешь, что, оправдывая окружающих – детей ли, взрослых, – мы и сами оправдываемся перед Богом, облегчаем себе жизнь, творим счастливое будущее.
Там все на свете было запрещено. Давать грудь, например. Аню лечили от пневмонии, а я сцеживалась
После реанимации родильного дома Анечка и я с ней уехали в детскую больницу, живо напомнившую мне учреждения советского здравоохранения в худшем варианте. Там все на свете было запрещено. Давать грудь, например. Аню лечили от пневмонии, а я сцеживалась. Для этого нужно было вымыться, переодеться в стерильные вещи, повязать голову платком, уйти в стерильную комнату и сцедиться в бутылочку из автоклава в строго отведенное для этого время. И так 6 раз в день. Признаться, даже у меня, совсем не новичка в материнстве, этот марафон вызывал смешанные чувства. Тут уж нарушать какие-либо правила мне в голову не приходило, но как же это выматывало!
С неясным диагнозом, спустя две недели, Аня была выписана домой. В эпикризе снова стоял категорический запрет на грудное вскармливание – до более точной диагностики сердца. Четыре дня мы пробыли дома, и, только немного отогрелись, – новая больница, на этот раз с бронхитом. Еще 10 дней уколов, капельниц, сцеживания…
И любования, объятий, вглядывания, узнавания! Я быстро прочувствовала и стала буквально наслаждаться этими больничными днями. Малышка в этом тепле на глазах обретала личность терпеливого и доброго человека. Не могу сказать, что с Аней у меня была любовь с первого взгляда, но со второго – точно! И это несмотря на то, что поначалу я уговаривала себя – просто крепилась и старалась не думать о будущем, чтобы не сорваться в отчаяние.
Наконец, после месяца лежания в стационарах, мы с Аней отправились домой. На повестке дня стояло уточнение диагноза сердца ребенка. Наступали грозные времена пандемии, медицинские учреждения одно за другим закрывались на карантин. Я с трепетом звонила в клинику Мешалкина, доподлинно зная, что приема на УЗИ сердца сейчас там нет… Врач в регистратуре, однако, не перебивая, выслушал меня… И, узнав о синдроме Дауна, поставил Анечку в план на обследование в последний день работы диагностического центра, прямо перед его закрытием! Это был огромный подарок: уже послезавтра мы знали, что никаких ограничений у дочери нет! Незначительный дефект межпредсердной перегородки позволяет даже спортом заниматься, не говоря уже о грудном вскармливании.
Как я боялась, что месячный ребенок не возьмет грудь… Несмотря на то, что титаническими усилиями больше месяца я кормила Анюту только своим молоком, но сосала-то она бутылку!
Опасения мои оказались напрасны. Аня, дисциплинированная малышка, прекрасно адаптировалась, и наше ГВ благополучно продолжалось до трех лет! Раньше бросать боялась: иммунитет у «солнечных детей» слабый, мышечный тонус – и того хуже, любое ОРВИ грозит спуститься в бронхи, а то и в легкие…
Православие.ру