На первый взгляд, заголовок кажется провокационным. Разве могут быть какие-то разночтения относительно данного явления, данного недуга человеческой природы? Действительно, самооправдание, история которого начинается в Эдеме, стало первой реакцией на грех, проявлением внутреннего разлада между человеком и Богом. Грехопадение породило не только страдание и смерть, не только разрушило единство с Творцом, но и исказило способность видеть свою ответственность, спровоцировало глубинную потребность ума защищать свою падшую природу и оправдывать беззаконие. В результате, столкнувшись с возможностью выбора между покаянием и самооправданием, человек избрал второе, сознательно отвергнув протянутую ему руку Божественного милосердия. С тех пор оправдывание себя превратилось в неизбежную черту человеческой природы – оказалось ядом, отравляющим отношения человека с Богом, с ближними и с самим собой.
В этом смысле неудивительно слышать столь согласные и категоричные высказывания святых отцов относительно самооправдания. Например, авва Дорофей говорит:
«Когда мы держимся своей воли и следуем оправданиям нашим, тогда, делая, по- видимому, доброе дело, мы сами себе расставляем сети и даже не знаем, как погибаем».
Не менее категоричен в этом вопросе и преподобный Исаак Сирин:
«Словооправдание не принадлежит к жительству христианскому».
Иоанн Лествичник называет самооправдание дочерью гнева и утверждает, что оно сродни лукавству. Святитель Игнатий (Брянчанинов) также приводит в пример Спасителя, Который
«отверг оправдания, не употребив их перед человеками, хотя и мог явить пред ними во всем величии Свою Божественную правду».
Не только Писаниями, но и самой жизнью святые демонстрировали свое осуждение самооправдания. Преподобный Макарий Великий, рассказывая о причине своего прихода в скит, поведал, как однажды одна девица обвинила его в растлении. Он жил тогда при селении и для своего пропитания занимался рукоделием. Обвиненного Макария водили по селению с позором и побоями и обязали обеспечивать якобы опороченную им девицу. Преподобный не стал оправдываться, но сказал в своем помысле: «Макарий! Вот, ты нашел себе жену; нужно, чтобы ты работал больше, чтобы ее кормить». Так продолжалось до тех пор, пока женщине не настало время родить. Но она не могла разродиться и долго страдала, пока не призналась в своей клевете. Таким образом, святой был оправдан. Но, избегая людской похвалы, он убежал оттуда в скит.
Спустя века самооправдание, как духовная болезнь, рожденная в Эдеме, не изменила своей сути. В отличие от древних святых, искавших «не своей пользы, но многих, чтобы они спаслись» (1 Кор. 10, 33), современный человек стремится спасти свое реноме, переложить вину на обстоятельства или других людей, лишь бы избежать горького признания: «я согрешил против неба и пред тобою» (Лк. 15, 21). Социальные сети стали новым полем этой битвы. Мы создаем себе идеальных цифровых двойников, пишем оправдательные посты, ставим лайки собственным полуправдам. В бизнесе, политике, даже в семьях звучат знакомые рефрены: «Меня не так поняли», «Я бы сделал, но…», «Все так поступают». Все это формирует иллюзию, будто успех зависит от внешней оценки, а не внутренней истины. Самооправдание здесь становится инструментом для получения выгоды: повышения статуса, привлечения внимания или укрепления репутации. Архимандрит Лазарь (Абашидзе) точно подметил:
«По мере того как люди все более и более отвергают смиренномудрое, покаянное учение отцов Православия, предаются самооправданию и самовозвеличиванию, они все более теряют даже верное понятие об истинной любви, заменяют ее кривляниями, лицемерием, фальшью»[1].
Механизм самообольщения работает как духовный наркоз: он притупляет боль совести, но убивает душу
Этот механизм самообольщения работает как духовный наркоз: он притупляет боль совести, но убивает душу. Чем чаще мы оправдываем малую ложь, тем легче принимаем большую. Писание же ясно свидетельствует: «Не тот достоин, кто сам себя хвалит, но кого хвалит Господь» (2 Кор. 10, 18). Истинное достоинство рождается не из саморекламы, а из смирения мытаря, не считающего себя достойным даже взглянуть на небо (ср. Лк. 18, 13).
Можно сказать, что самооправдание стало механизмом выживания в мире, где каждый стремится возвеличить свое «я», даже ценой искажения истины. Оно порождает конфликты, разобщенность и духовную слепоту, ведь тот, кто оправдывает себя, не чувствует потребности в покаянии.
«Бесстыдник, для того чтобы оправдать свое падение, извращает или попирает какую-нибудь, например, евангельскую истину. Он не чтит истины, не чтит действительности, он сознательно комкает ее, он втаптывает святыню в грязь. И постепенно это становится уже его состоянием. Затем от него удаляется благодать Божия, и человек принимает бесовские воздействия. И до чего же это дойдет, если он не покается!.. Боже упаси!»[2]
Неудивительно, что самооправдание стало частью покаяния многих верующих. Редкий исповедник на Исповеди не старается смягчить свою вину. Чаще всего грех сопровождается пояснениями, почему я не мог поступить иначе.
Однако если копнуть глубже, то мы увидим, что палитра житейских перипетий гораздо более многообразна, чем только черное и белое. Например, непонимание может быть вызвано элементарным незнанием контекста или предыстории, новизной ситуации или ее фактуры. В этом случае христианин вполне может спокойно донести до собеседника скрытые от него детали. В частности, так поступил апостол Павел, когда не стал терпеть несправедливые истязания, но апеллировал к римскому праву (ср. Деян. 22, 25), а также потребовал публичных извинений начальствующих за незаконные побои (ср. Деян. 16, 37). Его речь перед Царем Агриппой прямо названа «защищением» (ср. Деян. 26, 24), т.е. оправданием Божественного учения. Во время своей защиты, будучи назван безумным, Павел не стал молчать и терпеть это несправедливое обвинение, но спокойно возразил, что говорит «слова истины и здравого смысла». Впоследствии другой первоверховный апостол сформулирует данный принцип в следующем наставлении:
«Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1 Пет. 3, 15).
И тут мы переходим к еще одной грани данного вопроса, когда молчание может стать предательством или причиной соблазна. Иногда человек действительно может столкнуться с ложными обвинениями, которые не столько ранят его лично, сколько становятся соблазном для немощных. В таких случаях полное молчание может быть воспринято как признание вины, а не как добродетель. Например, если священнослужителя несправедливо обвиняют в нечестии, его объяснение может защитить неутвержденных и уберечь от ухода из Церкви. Здесь самооправдание имеет целью не личную выгоду, проистекает не из чувства уязвленного самолюбия, но направлено на сохранение единства и чистоты церковного сообщества.
Пример подобного поведения мы находим в житии преподобного Антония Великого. Когда он услышал, что ариане распространяют слухи о его принадлежности их ереси, великий отец монашествующих оставил пустыню и, придя в Александрию, опроверг порочащие его имя слухи и всенародно проклял арианство. Здесь речь не о защите репутации, а об ответственности за доверенное Богом.
Так в определенных обстоятельствах самозащита обусловлена ответственностью за врученное, становится действием любви, до готовности положить душу за ближних.
Когда речь заходит о защите истины ради Церкви и спасения душ, самооправдание меняет свою природу. Оно перестает быть субъективным стремлением к личной выгоде и становится объективным актом верности Христу, Его Церкви и ближним, за которых Он отдал Свою жизнь. Такое оправдание – не попытка спасти свою репутацию, а подвиг исповедничества, в котором человек становится орудием Божиим, а не субъектом, ищущим самовозвеличения. В этом смысле примечателен пример Спасителя, Который отвечал молчанием на личные обвинения, но будучи заклинаем именем Божиим, признал Себя Сыном Божиим ( ср. Мф. 26, 64, Мк. 14, 62), а также не стал терпеть заушения, но призвал к ответу обидчика (Ин. 18, 23), давая нам понять, что исключения все-таки существуют.
История Церкви полна примеров, когда святые, столкнувшись с ересями или клеветой, не молчали, но мужественно отстаивали непреложные истины. На Вселенских Соборах святые отцы защищали не свои воззрения, но отстаивали непреложность Богооткровенного учения. Их аргументы были не о себе, а о Христе; их цель – не победа в диспуте, но сохранение чистоты Евангелия и неповрежденности Предания. Святые Афанасий Великий, Григорий Богослов, Марк Эфесский, Григорий Палама, Максим Исповедник, Стефан Новый и многие другие апологеты Церкви буквально полагали свои души за оправдание чистоты Православия. Подобное поведение коренится в понимании того, что Церковь – это Тело Христово, а каждый ее член ответственен за целое.
Подводя итог всему вышесказанному, можно резюмировать, что ключ к различению характера самооправдания, как и многих других аспектов духовной жизни верующего, лежит в мотиве. Самооправдание как стремление обелить себя любой ценой всегда было и остается грехом, осужденным всей Церковной Полнотой. Самооправдание ради себя рождается из страха, эгоизма и желания контролировать мнение других. Этот путь ведет не просто к разрушению отношений между людьми, но исключает и саму возможность примирения с Богом. Это путь безответственного приспособленца, беспринципного лжеца и труса, для которого потеря статуса и значимости в обществе смерти подобна. Самооправдание для него – инструмент выживания, когда ради сбережения храма своего «эго» он готов поступиться абсолютно всем, подставить кого угодно, не задумываясь, переложить вину и ответственность на ближних.
Но оправдание истины или себя ради спасения душ ближних – это, наоборот, осознание и принятие ответственности. Здесь человек поднимается над личными интересами и принимает на себя ответственность за Церковь Христову и души ближних. Такое оправдание исходит не из страха быть осужденным, а из любви к тем, кого Христос возлюбил до конца. Оно требует жертвы: отказа от права на личное достоинство, готовности быть непонятым, даже оклеветанным. Это путь исповедничества, путь, требующий немалой доли решимости и известной степени подготовки (как духовной, так и образовательной). В этом случае человек подвизается не ради своего падшего естества, а ради Бога, становится Его орудием, апологетом, Его пророком, который не только наставляется, но и охраняется Богом. Ведь Господь вступается за тех, кто, подобно невинно оклеветанному Иосифу, молча несет крест, оставляя суд Богу ( ср. Быт. 39, 21). И в этой жертве рождается парадокс: чем меньше мы ищем оправдания для себя, тем больше Бог оправдывает нас перед лицом вечности – не как победителей в споре, но как «соработников у Бога», верных Ему до конца.
Православие.ру